THE DARTZ, 1997-2001

The Dartz… Что мы знаем об этой группе, кроме буквы “Z”, нагло и не к месту торчащей в конце нерусского названия? Энциклопедия Брокгауза и Эфрона выпуска начала века немногословно упоминает о некоей группе людей, собравшихся в конце восьмидесятых годов играть свою музыку, стиль которой определяется как “атлантический”. Другое упоминание мы можем найти в дублинской Книге Городских Безобразий за 1907 год, где упоминается некий Шуэль О’Руэн, который, напившись по поводу дня Св. Патрика, упал в сельской местности с велосипеда и сломал себе шею. Известно, что позднее группа Clannad посвятила ему песню, ошибочно считая О’ Руэна народным ирландским героем. Заблуждение это было подхвачено группой Dartz, собравшей в том же году Хор Дублинских Моряков и записавшей пластинку “Ирландские Поминки” (“Irish Wake”, которую вы наверняка слышали в детстве от вашей гранд-ма. Как вы видите, ни там, ни там ни слова не говорится о Dartz как о коллективе, чье существование подтверждено документами, выписками из чартс и каталогами грамзаписи. Тем не менее все эти годы Dartz жили, периодически собираясь и разваливаясь, играли свои песни и выступали на мероприятиях сомнительного свойства, в очередной раз доказывая музыкальной общественности, что не все то золото, что блестит


Весной 1996 года, после полугода отчаянных страданий и беспорядочных связей, Дмитрий Курцман пришел к Игорю и стал жаловаться на жизнь. Они позвонили Слону, и в таком составе образовалась безымянная группа, играющая всякие веселые, ни к чему не обязывающие песенки на двух гитарах и басу. Персонажами их творений были герои мультфильмов, пираты и всякие зверушки из книг. За чаепитиями никто не заметил, как наступил 1997 год. Тогда это безобразие носило условное название "Оркестр Спонтанной Музыки". Однажды Дмитрий Курцман встретил на улице Владимира Козачка. “Как, ты еще жив?” – с нескрываемой досадой сказал он. После этого Вовка стал появляться на точке группы, где полным ходом шло разучивание нового материала – ведь в жизнь Дм. Курцмана и Слона вошла и засверкала изумрудным светом сказочная страна Ирландия, и это пагубно отразилось на репертуаре группы. Владимир принес мандолину и стал на ней играть. Игорь плевался, он ненавидел ирландскую музыку и молча страдал душой, растягивая непослушные пальчики в аппликатурах джиг и хорн-пайпов. Придумалось и новое название – “Darts”, а некто Юлия посоветовала им заменить последнюю букву на z, что они и сделали.

Название – полдела. В конце апреля DARTZ выступили на 3-м акустическом фестивале вместе с OLD HORNED SHEEP, AD LIBITUM и ЖДАНОВ ТРИО – последние сразили их наповал непонятным устройством ящичного вида, издававшим оглушительные щелкающие звуки. После фестиваля стало ясно, что программа нуждается в записи; так на сцене появился Сергей Харченко, немногословный человек в черном, который молча выслушивал безобразные аранжировки группы и двигал на своем пульте ручки. Май, июнь и первую половину июля, когда все нормальные дети катаются на лыжах, купаются и собирают бруснику, эти четверо ненормальных возились в студии, иногда оставаясь там на ночь, и спрашивается, зачем? Затем, чтобы 1 сентября 1997 года выйти на Московский Проспект, глупо улыбаясь и сжимая в руках мастер-копию своего первого альбома “Ирландские Поминки”, посвященного, как уже было сказано, ирландскому пьянчуге и отщепенцу Шуэлю О'Руэну. На альбоме было восемь песен, спетых по-русски, и два странных инструментала. Копии начали расходиться, раздаривались одна за другой, но музыкантов почему-то не спешили узнавать на улицах и приглашать к Оксане Стриж. Одна из копий улетела в Ирландию, где сделалась гимном ирландских террористов, а музыканты со страхом начали ожидать ночной визит Интерпола по поводу нарушения авторских прав. Оно и правда, альбом говорил о редкостной начитанности музыкантов, равно как и о полном отсутствии элементарной совести.

На пресс-конференции, проведенной за закрытыми дверями Игоревой квартиры, музыканты признались (как будто кто-то еще не догадался), что да, они слушают CLANNAD, DUBLINERS, STEELEYE SPAN, SILLY WIZARD, POGUES, KINKS, PROCOL HARUM, вообще неравнодушны к британской музыке, но при случае не брезгуют и CURE, а репертуар “КОРОЛЯ И ШУТА” так вообще обязательная часть их застолий. Игорь, правда, вставил, что он ненавидит любую музыку, которая нравиться остальным, а Владимир Козачек добавил, что слушает латиноамериканскую продукцию и не знает, что такое STEELEYE SPAN. Двое других пожали плечами и сказали, что слушают все подряд, а из писателей предпочитают Пелевина, потому что это Модно и Круто, а еще всяких толкинов, ну, и так далее, по списку… Когда речь зашла об ИХ музыке, они всучили корреспонденту кассету и перевели разговор на особенности приготовления горячих бутербродов; кто-то вскользь заметил, что DARTZ не затем, чтобы это самое, а затем, чтобы вот так”, и в целом у корреспондента сложилось мнение, что музыка в компании этих джентльменов – тема запрещенная. Да, они по-прежнему играют вчетвером, две гитары, бас и мандолина, на концерты не ходят, да их туда и не зовут, и на все вопросы о музыкальных планах отвечают, что “не знают”; дескать, DARTZ собираются исключительно из-за хорошего настроения весной, и, что поделать, из-за извечной тяги к музыкальному шуму в этой немузыкальной жизни. Им по двадцать пять, но в душе они уже глубокие старики – за исключением Слона, которому три тысячи лет и он пока не собирается покидать этот мир, потому что ему пофиг, тут или там.

1998-й прошел, как сон пустой. Музыка была заброшена. Весь тираж "Поминок" в количестве двух десятков пылился в ящике стола.

Весной 1999 года THE DARTZ собираются вместе, чтобы продолжить музыкальную деятельность. 9 апреля - концерт на фестивале акустического андерграунда "Третья Лестница" - группа играет весьма забористо, повергая народ в танцевальное настроение (в задних рядах отплясывали джигу). В программу включили 6 песен из "Поминок", причем "Ты не спрашивай у ветра" была переделана до неузнаваемости. "Ну вот, немного Металлики",- объявляет Ди перед "Поминками" (незадолго до этого ребята из "метелицы" сделали ковер "Whiskey In The Jar")... "Ну вот, немного Eagles",- перед "Ветром" и "а теперь - совсем немного DARTZ" - перед "Фогги Дью", которую музыканты всегда ставили заключительной. Здесь музыканты не удержались и устроили небольшой роковый забой на коде. "Ага!" - закричал бывший вокалист ИНЫХ, Яр Лютвинский, когда раздались воющие оттяжки на соло гитаре - "Они вспомнили, что когда-то играли рок!"

После "Корабелки" о DARTZ наконец-то пишут в журнале "Rock Fuzz". Получив от Е. Борисовой четыре звезды (не иначе как по одной на брата), и, окрыленные, всю оставшуюся весну и начало лета музыканты активно вписываются во всевозможные фолковые и "прифолкованные" мероприяия, играют на фестивалях "Sunrain", на 4-м Волынщике, организовывают собственные, весьма, правда, сомнительные. Параллельно (в страшную жару) делаются новые песни, они обкатываются на концертах, а старые изменяются почти до неузнаваемости (но ведь скучно, согласитесь, два с лишним года играть одно и то же? скучно; а если попробовать записать "Ты не спрашивай у ветра" в ритме "We will rock you"? вот так уже веселее!). Жарким грозовым вечером 20 июня "дартсы" приходят к своему старому знакомому С. Харченко и, рассевшись вокруг стереомикрофонов и раздевшись почти догола (но это не важно), записывают 13 композиций, почти в точности повторяющих выступление группы на "Волынщике". Во время записи идет гроза. Позже на записи наложены аплодисменты, внаглую стянутые с концерта Silly Wizard. Украли, так сказать, чужую славу, украли и попользовались. Что интересно, никто не испытал и тени сомнения. Зачем музыканту совесть?

Летом я ездил к родственникам в Бретань и привез оттуда irish whistle и кассету группы "Tri Yann", что не могло не означать скорого появления новых песен в репертуаре коллектива. До конца авуста все было спокойно, а в сентябре началась Музыкальная Жизнь. Вовка укатил на лето в Уфу инструктором в лагерь индианистов, а потом он просто оттуда не вернулся, и мы стали жить без него. Чувствуя некоторое желание поиграть, мы взялись-таки за гитары. Это случилось в конце сентября, когда вдруг резко похолодало, ну, и стало ясно, что жизнь продолжается, что ли. Вдобавок было приятно осознавать, что DARTZ не развалились в очередной раз с наступлением холодов. В составе, однако, случились весьма заметные и кардинальные изменения, так как к нам пришла Анфиса (Анна Хотина) и принесла с собой скрипку и много еще чего, но это уже не важно. Первое выступление со скрипкой случилось на квартирнике в конце сентября, сама она вспоминает выступление как "кошмарное" (ну еще бы - безо всяких репетиций!), и самое забавное, что мы начали играть в начале двенадцатого, потому выступление получилось малость сонным, вполне естественно было открыть его меланхоличной "Уеду Ребята"! Тогда же впервые прозвучали и "Холодные Камни", первая бретонская песня в репертуаре группы. В начале октября DARTZ выступили в одном концерте с Кэти Дж. Тренд и БАШНЕЙ ROWAN в "Зоопарке", на концерте агрессивно-прыгучие элементы размахивали флагом Великобритании (?), и в целом все удалось на славу (в одной из лирических вещей на сцену вышел кот и начал было тусоваться, но его схватили под брюшко и беспощадно выдворили). Потом последовали концерты в клубе "Африка", где DARTZ наконец-то начали воплощать в жизнь идею длинной ирландской вечеринки с базаром, пивом и громкой музыкой. В репертуаре группы, помимо собственных переделок, появились и оригинальные произведения талантивых ирландских авторов, типа "Donald MacGillavry" или "Wild Rover". На декабрьском концерте над сценой повесили старинный ирландский флаг (арфа Бриана Бору на зеленом поле), сшитый Юлищей. Флаг, как и все, что мы делали, выглядел немного неправильно (в оригинале арфа золотая, а не белая, и поле - зеленое, а не цвета морской волны). В настоящее время такой флаг используется в Ирландии в качестве гюйса на флоте, и это очень хорошо для группы, записавшей альбом с Хором Дублинских Моряков. Атмосфера на концерте была отвязной до безобразия - музыканты травили байки, зрители принимали горячее участие в настройке звука (который был как никогда паршивым), а под занавес все вместе исполняли хором "Холодные Камни", да так громко , что закладывало уши. В ней уже не осталось ничего бретонского, зато появилась некая рассейская разухабистость.

Затем последовал небольшой перерыв в выступлениях, который сами музыканты охарактеризовали как "Рождественские Каникулы", а в январе произошло сразу два события - вернулся из Уфы Вовка-Эрмано, и в "The Dartz" появился новый участник - барабанщик Тема, знакомый Вовкин и мой. То есть нас вдруг стало шестеро. Сам Вовка говорил, что, придя на первую репетицию после отлучки, он приятно поразился атмосфере, царящей в группе, и божественным звукам, издаваемым музыкантами, когда в перерывах между чаепитиями они брались за инструменты. Вовка устроился работать в пекарню, и всякий раз приносил на репетицию "бракованные" булочки и коржи - что дополнительно способствовало увеличению числа и длительности чаепитий. Очень редко когда удавалось собрать всех шестерых. Порою инструменты приносились на кухню, там все и игралось. А кухня там была достойная, старая петербургская кухня на последнем этаже пятиэтажного дома, окно в глубокий двор-колодец. К тому моменту мы уже почти четыре месяца репетировали в огромной старой квартире, принадлежащей Анфисиным родственникам, но пустующей по причине некоторой территориальной удаленности последних. Квартира ("квартирка", как мы ее называли) находилась в Дмитровском переулке, неподалеку от станции метро "Владимирская". Старый Петербург окружал нас, заглядывал в окна, вонял лестницей и манил темным длинным коридором. По-моему, это проникло и в нашу музыку. Всякий раз после репетиции мы, хохоча и гыгыкая, спускались вниз по лестнице, проходили двор и вместе шагали до метро или провожали Анфису, которая живет неподалеку - это были замечательные месяцы. Потихоньку разучивались новые песни, звучало много инструментальной музыки. Вовка с Анфисой представляли "секцию народных инструментов", а Вовка все обзаводился то новым whistle-ом в До, то флейтой-поперечиной, подаренной Анной. В противовес им, Слон, Тема и Игорь образовали ритм-секцию, я же болтался где-то посередине со своим антинародным инструментом - старой мандолиной, которая мне уже начала надоедать.

В начале февраля группа выступила на "подпольном фестивале ирландского рока". Мы не посрамили это идиотское заведение. Собственно из ирландского РОКА на фестивале была одна наша группа, потому что остальные играли или чистый фолк, или обычную нашу питерскую акустическую музыку, или вообще то, что играют всегда (КЛЮЧ); но пятеро фениев из Dartz (Тема еще не был выпущен на концерт по причине недостаточной к тому моменту проф. пригодности), как следует напившись пива, вылезли на сцену и минут сорок рубили, иначе не скажешь, свои телеги, зал к этому времени уже имел свой нехилый градус и буйствовал соответственно скрежещущим гитарам со звучками за 40 рублей, воющей скрипке и тяжелым ударам сапогами в пол сцены - мы отбивали ритм, а танцующие падали на пол и в динамики. Самое смешное, что на фестивале назначалось первое место и вручался приз, так вот и то и другое досталось опять-таки нам. Какая-то история из восьмидесятых, этакий пэтэушный фолк-сейшн. Слушая потом запись, мы с Вовкой делали вид, что нам очень стыдно, а про себя довольно хихикали, повторяя - "а ведь было весело, и еще как притом !" В конце февраля последовал новый Концерт под Зеленым Флагом, он был значительно спокойнее, но все равно не удалось избежать бесчинств и "Холодных Камней" в финале.

На Святого Патрика группа отправилась на гастроли в Москву. Об этом достаточно сказано в другом месте, скажу лишь только, что после Москвы в нашем активе были две усовершенствованные гитары с новой активной подзвучкой и струнами d'Adario на каждой, двухчасовая программа и полнейшая невозмутимость, выработанная во время сумасшедших концертов на московских сценах. Банально было бы сказать, что мы вернулись другими, но да - мы-таки вернулись другими. Кроме того, в Москве мы впервые вышли на концерт в сценических костюмах. И уж конечно, флаг, наша священная херугва, тоже ездил с нами. После Москвы последовал концерт 1 апреля 2000 года в причудливом клубе "Шалтай-Болтай", так называемая программа "Все Флаги По Фиг Будут Нам" - ее я до сих пор считаю личным достижением, все песни были построены в безупречном порядке, на месте были открывающие и закрывающие темы, репризы, медленные и быстрые блоки, танцы для "ног тела" и песни для "сердца души". В этой программе мы собрали ирландские пивные, шотладские боевые, бретонские урожайные, боливийские грустные песни, и там даже была одна разухабистая еврейская тема, принесенная нашей многонациональной скрипачкой. Не забыт был и "Волынщик Исаев" - где же еще его исполнять, как не на концерте, приуроченном к Дню Дурака ? За пультом сидел Сергей Харченко, наш черный добрый ангел. Зал прыгал, носился в хороводах, подпевал, как и положено Хору Дублинских Моряков. Милые знакомые лица. В финале Три Тенора исполнили "Ты Не Спрашивай У Ветра" а-капелло - еще один изыск режиссуры. Сойдя со сцены и выйдя к ночной Неве, мы, наконец, задали себе этот вопрос - а что дальше? Что даст еще один концерт в "Африке" ? еще одна тусовка? снова все те же старые добрые песни? Зачем мы вообще играем эту музыку, и музыку ли мы играем последние полгода? Вдобавок, во время исполнения "Золотых Снов" одновременно мне и Вовке пришло ощущение, что мы выступаем на последнем концерте "The Dartz". Но изрядный цинизм, приобретенный за десять с лишним лет игры в одной компании, избавил нас от лишней паники. И мы решили, что если концерт и был последним, то не последним в смысле "после чего-то", а "последним перед чем-то". Будущее обещало быть интересным.

...И мы решили заняться новым альбомом.

Концертная деятельность не прекращалась, но она приобрела этакий инерционно-беспорядочный характер. За апрель-май Dartz успели выступить на закрытой вечеринке в Комарово (но несколько бутылок водки удалось эвакуировать), на богопротивейшем капустнике в ДК Связи (следует заметить, что портвейн был хороший), на небольшом конецерте в "Африке", где группе удалось создать неповторимо печальное латиноамериканское настроение. Закончилось все это пятым фестивалем "Волынщик", где группа сыграла короткое, но весьма сердитое выступление, звуча как небольшой, неслаженный, но громкий и напористый оркестрик - то, что и было "звучанием Dartz" в описываемое время. В конце мая определились с выбором студии - вернее, выбор за нас, как всегда, сделал Сатана - и мы предстали пред очами Сергея Харченко в лабораториях ЛИКИ. Предстояла дооолгая крропотливая рработа, около полутора десятка новых песен были в первом приближении готовы, и записи вкупе со сведением и мастерингом продлились аж до конца июля. Было записано все, что звучало на концертах минувшего сезона и исполнялось на русском языке. Основной упор делался на авторские песни группы, поэтому, чтобы не терять времени, мы даже не брались за концертные сеты-боевики типа "Hava Nagila/Old Grey Cat/Donald MacGillavry" или "Oyster Meddley" ("Unquested Grave/Oyster Wife's Rant/Gravel Walk") - к тому же мы рассудили, что воспроизвести их в студии отдельно от концертного угара все равно не получится. Материал подобрался крайне разношерстый - тут был и ритм-энд-блюз "Иду по Пабам", и припанкованная веселуха "Чума", и городская ирландская баллада, и сыгранные без всякого ехидства джиги и медленные арфовые вещи, и латиноамериканская мелодия, и бретонские песни (на русском языке), и просто рок-баллады. Начав выдумывать название, мы столкнулись с кучей вариантов - там были "Бедолага" и "Шлемазл", и "Час Пурги" (альбом получался где-то на час), и медитативное "Плавание", и глобальное название "Гон", и еще более глобальное - "Х.й", но в результате альбом было решено назвать "Ярмарка в Дартшире", а потом название сократилось до одного слова, и стало - ЯРМАРКА. Была выдумана история про "дартширскую пятнистую", а Слон нашел для обложки фотографию мужика со свиньей - но потом и история, и фотка канули в мутном потоке сознания, а обложка вырисовалась яркая и зеленовая, со старым еврейским скрипачом на одной стороне, и "пляшущими человечками" Dartz на другой. Обе картины нарисовала Анфиса. Пляшущие человечки были просто симпампошки. А дартширская пятнистая, кстати, на обложке все же присутствует.

Почти каждый день в течении двух месяцев мы спешили в мрачное здание на Бухарестской, откуда возвращались уже за полночь - усталые, голодные и никакие. Сперва за несколько сессий были записано все музыкальное сопровождние, потом мы запаслись спиртным и за два или три раза записали весь вокал. Наконец-то группа дала себе волю и погрузилась в эксперименты со звуком, пробуя многочисленные наложения и тембры (в некоторых песнях число одновременно звучащих инструментов достигало 20). В альбоме есть разные "левые" штуки типа электронных ударных, призвуков, варгана и аккордеона. Другое дело, что потом весь июль мы методично избавлялись от большей части "великолепия", оставляя только то, что считали действительно необходимым. Харченко, имевший пристрастие к обалденно звучащим акустическим гитарам и длительным реверберациям, подолгу колдовал над смесью сигналов, потом приходили мы и тихо просили убрать все на фиг, снять весь ревер, например, или включить эхо инструмента перед самим инструментом, или инструмент убрать, а ревер оставить. Стремясь к максимально "народному", теплому звучанию, мы остоянно бодались со звукооператором. Профессионал своего дела, он пытался донести до нас понятие современной музыки... но тщетно. Музыкальное развитие большинства участников группы застряло где-то году на 1975-м, и никаких хитрых "лупов", "сэмплов" и откровенно синтезированых звуков группа не принимала. И каждый стремился реализовать в альбоме свои дремлющие амбиции. Всплыли все наши представления о хорошей музыке, и стало видно, какие мы все в душе наивные. Основными положениями, как оказалось, были "много=хорошо" и "громко=хорошо". Потом, правда добавилось еще одно: "много ревера=плохо" и "мало ревера=плохо". Игорь и я прописали множество прикольно звучащих электрогитар, большинство из которых пошли потом под нож сведения. Я дорвался до гитарного процессора и получил возможность записать "перегруженную" гитару с ламповым звуком. В душе фолк-музыканта обнаружилась скрыто дремлющая тяга к злобе и мясищу. Слава Богу, вся злоба и все мясище были впоследствии выкинуты. Вовка записал изящные многоголосия на имеющихся у него флейтах (так, в "Холодных Камнях" их звучит аж три штуки :). Анфиса со Слоном быстро сообразили новую песню прямо в студии, каковую и записали, подчеркнув затем в аранжировке ее мрачный средневековый характер ("Ханрахан"). Нашла место в альбоме и легкая психоделия, и джангл, и даже клавишные. Ненавидящий синтезаторы (кроме старого доброго Хэммонда!), я висел над душой у Игоря, требуя выставлять их как можно тише. Слон трудился над шумовым оформлением альбома, подбирая звуки для сельской ярмарки - там есть и дартширские свиньи, и гуси, и волынки, истошные крики торговцев и зазывал, и ярмарочные оркестры, проходящие из динамика в динамик, и усталый дворник, сметающий пивные банки под дождем. Правда, потом большинство реприз в альбом не попало.

Стало, кстати, ясно, что запись альбома, как и ремонт, нельзя закончить - его можно только остановить. Этап мастеринга (конец июля) мы отмечали постоянными возлияниями под девизом "Ну, вот мы и закончили". Но каждый раз находилась еще пара дел на завтра. Как-то раз, обратив внимание на бегущие цифры на экране компьютера, я спросил Харченко, что они обозначают. "Это деньги", ответил Игорь, сидевший рядом... Все уже изрядно устали от процесса, однако финальный этап мастеринга с последующим изготовлением нескольких копий мы отмечали в студии с Советским Шампанским, и настроение было самое что ни на есть новогоднее. А в середине августа мы, совершенно неожиданно для самих себя, начали репетиции... Очень странно.

Последовавший вслед за этим концертный сезон (осень 2000 - лето 2001) был для группы плодотворным, но тяжелым, даже изнурительным, и не всегда сопровождался приятными событиями. "Ярмарка" стала шустренько расходится по рукам и надолго стала самым нашим любимым альбомом; любви этой не потревожил даже выход следующего диска, о котором будет сказано дальше. Вторые московские гастроли всех порядком измотали (приходилось играть два концерта в день) , однако стали хорошей школой игры нон-стоп в совершенно разных клубах. Впоследствии этот список только расширялся: "Полнолуние", "Boarhouse", "Край", "Вермель", "Форпост", "Точка", ЦДХ в Москве, "Молоко", "Зоопарк", "Евразия", "Спартак" в Питере. Кульминацией безумия стал праздник святого Патрика, когда питерские группы выступали сперва перед полуторатысячной аудиторией в питерском "Спартаке", а на следующий вечер - в более камерной, но и более сосредоточенной обстановке московского Дома Художников. В этот же период о Dartz начала писать старомодная "бумажная" пресса - с некоторым удивлением мы дали интервью московскому "Неформату" и "Музыке Санкт-Петербурга", а в июне музыкантов пригласили на "Радио России", где была записана весьма прикольная, по отзывам тех, кто ее слышал, передача. Всего вокруг стало много - много концертов, много песен, много народа, много шума и много лажи. Кто-то все время требовал новых кассет и зачем-то демо-записи с фотографиями. Где-то к февралю этот нарастающий ком грозил перерасти в неуправляемый хаос и похоронить все Светлое и Трепетное. Группа приняла решение расстаться с барабанщиком Тёмой. Аудитория группы, ставшая к тому времени уже довольно широкой, болезненно отнеслась к изменению состава, но оставшиеся Dartz проявили в этом вопросе необходимую дозу бессердечия, да и звучание группы сразу выправилось. Другая беда, пришедшая почти сразу следом - потеря точки на Дмитровском, заставила группу всю весну-лето бомжевать по квартирам, осев в конце-концов, хоть и ненадолго, в отвратительной длинной комнате в ДК Цурюпы. Там было так холодно, что после часа репетиций начинало болеть горло, разве что пар изо рта не шел. В мае группа выпустила весьма спорный концертник, которому в последний момент было отказано и в имени, и в обложке - неудивительно, что в народе он стал расходиться как "Белый Альбом". Чем-то он напоминал "Пиво и пельмени". Альбом подводил итог концертам весны 2001 года, был наполнен шумами, хаосом и нестрояком. Там тоже всего было много. В альбом постарались впихнуть весь материал, не вошедший в "Ярмарку", или разученный уже после нее. Отдельным номерам, вроде "Макгилаври" или инструментальных сетов, можно сказать, что и повезло: вне концерта их все равно никто бы не стал записывать; но были и такие песни, которые заслуживали лучшей участи. Ощущение того, что мы совершаем ошибку, не покидало на протяжении всей работы над мастерингом. Белый альбом был тревожной попыткой "сохранить игру" в условиях неуверенности в завтрашнем дне. Эпиграфом к песням запросто могли стать слова Брафорда про музыку, наполненную ужасом и отчаянием, или просто кримзоновское "Confusion will be my epitaph". А Игорь вообще предложил назвать его "Ливердэнсом".

К концу июня все уже были "готовы". Длинная комната в Цурюпе нагоняла тоску и уныние. Она напоминала больничную палату без кроватей; грязное оконце выходило во дворы Обводного канала. Моральный дух был как никогда низок, что, правда, не мешало группе давать вроде бы удачные концерты - например, концерт в Африке в конце мая (волею судеб ставший последним выступлением группы в этом клубе, так как в августе "Африка" закрылась) был признан великолепным даже самими музыкантами. На репетиции приходили как на работу; между делом все занимались своими около-дартцовыми аферами. Dee выступил вместе с Шоном как автор-исполнитель, Вовка поиграл со старыми знакомыми "Taquirari", случались совсем уж фолковые сейшны в баре Red Lion или окрестностях Петропавловки, где совершенно неожиданно к Вовке, Анфисе и Ди присоединился Тёма с бойраном, образовав какой-то нелепый, но неплохо звучащий кейли-бэнд, к которому никто серъезно не относился и продолжения не желал. Казалось, все ищут былую легкость и занимаются первыми попавшимися под руку делами. Все это носило бестолковый характер, вроде случайных связей на стороне. Дав последний концерт в душном, лишенном кондиционера кафе "Евразия", музыканты разъехались в метро, твердо уверовав в то, что постаили точку в истории группы точку, после которой не стыдно начать новый абзац.

В августе 2001 г. к прекрасной концертной эпохе питерского андерграунда пришел если не конец, то весьма серъезный пушистый зверь - клубы "Африка", "Спартак" и "Зоопарк" ушли вслед за "Стерхом", "Роттердамом" и "Шалтаем-Болтаем". То есть, проще говоря, закрылись или поменяли профиль. В наступившей пустоте могло произойти все, что угодно. The Dartz медленно погрузился на илистое невское дно и погасил все огни...