ДУРНЫЕ,

или дальнейшие приключения троих музыкантов.

Итак, первый этап в жизни ЛИХОЛЕСЬЯ подошел к концу. Свободные друг от друга, мы занялись обустройством жизни и реализацией личных амбиций. Первым опомнился Вовка, и вскоре его можно было встретить в переходе под Невским, который называют "теплой трубой". Ежедневно обдуваемый теплым воздухом, идущим из метро, он отрастил себе шикарное пончо, стал играть латиноамериканскиую музыку, и по сути сделался самым удачливым музыкантом из нашей компании. Я не знаю, он ли собрал группу TAQUIRARI, или TAQUIRARI призвали его, но только скоро они научились играть не просто хорошо, а Круто, и играют, между нами, и по сей день, под разными названями, и плащи у них тоже меняют цвет. Я слушал их музыку и тихо душился завистливой жабой, а наблюдая за их гитаристом/гитаристкой Рэне (на самом деле она играла на charango - это такая маленькая гитара с широким грифом, корпус которой сделан из панциря броненосца), я всегда испытывал чувство опасности, сходное тому, которое испытываешь, стоя рядом с работающей бензопилой.

Пока мы били баклуши в своем Лихолесье, мои институтские друзья собрали команду, и когда ЛИХОЛЕСЬЕ развалилось, они не без злорадства пригласили меня принять участие в новой группе. Тогда (на дворе стояла осень 1993 года) крутые еще не гнули пальцы, и я просто пришел, сел и стал играть на гитаре. После ЛИХОЛЕСЬЯ я дал себе слово - все, больше никакого пения, никаких текстов, просто сижу, гляжу в пол и играю гитарные партии. Но не тут-то было! На подходе была знаменитая Осень Безумия (зима 1993-1994 года), и ИНЫЕ (так называлась группа) набирала людей, как на войну. На барабанах сидел мой первый институтский знакомый, Шурри. Все тексты песен были его. За органом таился невысокий человек с усами и в бакенбардах, мой второй (я не шучу) институтский знакомый Андрей Колос, которого я однажды в шутку назвал Сеней Туборгом - "Сеня" отпало, а Туборгом мы его зовем и по сей день. Слон, будущий басист THE DARTZ, играл на кошмарном устройстве, напоминающем моторизированный костыль - это была гитара - но с моим приходом пересел за басуху (которая, кстати, была куплена у ЛИХОЛЕСЬЯ). Еще на репетиции приходил некто Глюк, он приносил флейту в коробочке, и изредка вынимал ее протереть, продуть дырки. Наконец, шестым в этом команде был Ярослав Лютвинский, огромного роста человек. Он пел, падал в обмороки и закатывал истерики.

Понятно, такая команда не могла просуществовать долго, но тот срок, который ей был отпущен, она использовала на полную катушку - так, как завещал нам жить Сид Вишес ("жить быстро и умереть молодым"). ИНЫЕ активно вписывались в клубы, шокируя людей полным несоответствием каким-бы то ни было канонам, музыкальным или житейским. Яр прыгал и рвал провода, Глюк зашкаливал микрофон пронзительным своим свистом, отчего на него кричали звукооператоры. Жглись свечи, а Андрюха, перегнувшись через ревущий орган, сонным голосом излагал наркотическую сказочку про жука Скарабеюшку. К сожалению, я никогда не смотрел на ИНЫХ из зала. Моя жена говорила, что это было то еще зрелище - она была на нашем первом концерте, и ее подруга, которая пришла на ПТИЦУ СИ, всю дорогу шипела и ругалась: "Кто эти сволочи? Когда будет ПТИЦА?" В полном соответствии с заветами Сида, на этом же концерте во время заключительного погрома я чудом избежал гибели, увернувшись от тарелки, пущенной барабанщиком. Добрый друг целился в голову. Помню, в клубе "Стерх", когда мы пришли вписываться, нас встретила девушка. "Вы наркоманы?", спросила она, читая названия песен -  "Скарабеюшко", "Я потерялся", "Сомнения", "Инсанити". "Нет, почему"- удивились мы. "Значит, алкоголики", сказала она уверенно.

Весной 1994-го мы записали первую кассету и назвали ее "Осень моего безумия", по одноименному произведению PROCOL HARUM. В записи доминировал орган, песни были отвратительно сыграны и невразумительно спеты, первая композиция длилась десять минут, но я знаю людей, которые любят эту запись до сих пор и считают, что ничего лучше не было сделано нами ни до, ни после. Летом после ряда концертов группа избавилась от Яра, причем весьма жестоким образом (лучше б мы его убили), но мы были молоды и безжалостны, мы еще не умели делать подобные вещи, отчего получилось больно и некрасиво. Я стал петь вместо него. Лето мы провели в том самом клубе, где когда-то играло ЛИХОЛЕСЬЕ, но репетировали не в туалете, а на сцене в кинозале. Вместе с ИНЫМИ играли ТАНКИ и ПОЛИГОН, и какое-то время в клубе царила чудесная атмосфера всеобщей тусовки, однако потом личные амбиции организаторов взяли верх, и мы расстались, обвиняя друг друга в каких-то неописуемых, прямо-таки мадридских аферах.

Рождество 1994 года ИНЫЕ отметили по-своему. Объявив, что летосчисление надо вести не от Рождества, а от Распятия Христова, ИНЫЕ нашли пустующую, холодную квартру на Садовой, поставили там барабаны и колонки, и пригласили всех друзей на "Рождественнское Погребение - 1961" Как соседи и милиция вытерпели этот сатанинский квартирник - уму непостижимо. Народ сидел и лежал на матрасах, брошенных прямо на пол, на электроплитках варилась какая-то мерзкая стряпня, в полной темноте, освещаемой только свечами, ИНЫЕ играли свою мрачную музыку. Тогда впервые прозвучала "Кислотная Девочка" - песня, посвященная хозяйке летнего клуба. Тогда же была спета страшноватая "Луна", вступлением к которой служило обращение к Adonai, позаимствованное из книги Папюса "Практическая Магия". Adonai так и не появился, вместо него под занавес вылезло ЛИХОЛЕСЬЕ и немного поиграло свои старые блок-бастеры.

ИНЫЕ бы и дальше гнули свою диковатую линию, но время, конечно, сделало все, чтобы ликвидировать эту досадную аномалию как можно быстрее. Весной 1995 был записан второй альбом, "Маленький Двойной". В него помимо всего прочего вошел латиноамериканский мотив, позаимствованный у TAQUIRARI. Андрюха уже уходил, все дальше и дальше от музыки, некоторые песни писались вообще без него (как я заметил, Андрюхи всегда уходят, это их общее музыкальное свойство). На концертах в клубе "Роттердам" его органную партию в "A Whiter Shade of Pale" исполнял на флейте Глюк, а сам Туборг сидел в зале и грустно улыбался своим мыслям. Вскоре у Глюка появилась подружка, быстро сделавшаяся женой - вам знакома эта история? - и в октябре он стал появляться на репетициях через раз. Тут и я смекнул что "Титаник" уже встретил свой айсберг, а значит - время уходить. Опять получилось больно и некрасиво, но это уже было не важно.

Надо заметить, что потом ИНЫЕ собрались еще раз, когда приглашение на фестиваль "Ржавые Провода" настигло уже распавшуюся группу. Выйдя на сцене в "Перевале", мы сыграли "Инсанити", после чего нас тихо, но настойчиво попросили больше не играть. Что мы и сделали. Не спрашивайте меня, где мы были in between. Рождались и умирали совершенно дикие проекты (так, одно время мы с Андрюхой всерьез хотели соблазнить двух скрипачек-Маш из AD LIBITUM играть в нашей группе и петь старые песни ИНЫХ).

Тем временем Игорь, тоже, очевидно, натосковавшись без музыки, собрал группу из своих институтских приятелей. Название у них менялось каждый день, и одно из тех, которые мне особенно запомнились и полюбились, было "КТО СКАЗАЛ МЯУ?" Летом 1994-го они играли в том же клубе, что и ИНЫЕ, и я изредка замещал их ударника Митяя. Потом они приняли участие в Рождественнской вечеринке вместе в ИНЫМИ. Именно из осколков этой группы весной 1996-го всплыло нечто недолговечное, под странным названием ВИННИ-ПУХХИ. Вот это уже было похоже на будущих THE DARTZ. Мы разучили несколько несложных акустических песенок, в том числе "Ирландские Поминки", Игореву "Калядку" на стихи Кеннета Грэма, "Выпал снег, пол-четвертого, среда" и прочие номера, позднее вошедшие в репертуар THE DARTZ. Все это было так непохоже на тяжелый и давящий мир ИНЫХ, и радовало меня несказанно. На смену тяжести и отчаянию пришла легкость и добродушие. "Я продам свой паспорт, двину все пластинки", как пелось в "Поминках" - да, это относилось и к нам. Позднее к нам даже присоединился Туборг, правда, на репетициях он предпочитал появляться тогда, когда все инструменты уже были зачехлены и мы, усталые, пили на кухне чай. Так что мы не воспринимали его всерьез, да и правильно делали.

К лету ВИННИ-ПУХХИ сделали все, что могли (и должны) были сделать, и мирно расстались. "И вновь тишина наступила навеки в овраге", как сказано в "Добывающем Уголь". Спустя год началось время THE DARTZ.