ПРАЗДНИК ПОЛОСАТЫХ ДУШ

Sea Festival-2001 в Клайпеде глазами праздношатающегося гитариста.

Как получилось, что мы оказались на морском фестивале в Клайпеде? Про это приятно говорить. Была идея поехать отдыхать на море, милое сердцу и желательно не слишком дорогое. Каковое и сыскалось неподалеку в курортном местечке под названием Паланга, на Балтийском побережье Литвы. "Балтийское море", как оказалось, в переводе с литовского значит всего-навсего "Белое". Маршрутки, бегающие между двумя городами, делают совершенно незаметными те 30 километров, которые разделяют два города. Более того, поздние полуночные возвращения домой в Палангу были ожидаемой и любимой дозой романтики в конце каждого дня - усталость и спокойное созерцание ночных полей, осознание того, что едешь домой, хотя "дом" наш в Паланге был из разряда тех, про которые в советские времена так любили писать газеты: "высокие, светлые корпуса поднялись среди сосновых парков, готовые предоставить отдых тысячам трудящихся со всех концов нашей необъятной Родины. Просторные холлы на каждом этаже ..." - ну, и так далее. В советские времена народ очень любил ездить отдыхать "на море" - я до сих пор помню наш дом-коттедж на дюнах в Швентойе (еще 12 км на север в сторону Латвии), потом поток этот иссяк, а теперь снова начали ездить, хотя, конечно, больше всего нам встречалось литовского народа - спокойных, коротко стриженных мужчин и потрясающей красивости девушек. Знаменитым акцентом "таллекко до Таллиинна" страдали в-основном Игорь да я - имбецилы, изо всех сил старающиеся, чтобы этот шовинизм не вылезал в разговоре с нормальными людьми. Помню, сдерживаться было трудно - вообще дурацкие акценты заразительны: мы однажды играли в настолку, где одним из героев был араб Саид, играл он хорошо, и мы потом два дня не могли отделаться от "слющай, жэнщина". Ну да ладно.

Итак, как же мы оказались на морском празднике? Помог, конечно, вездесущий Интернет - выяснилось, что мы едем в самый разгар фестиваля, и вся неделя с 23 по 29 июля есть сплошное празднование, а три последних дня так вообще превращаются в нескончаемый поток концертов, карнавалов, Угощений и прочих event-ов. Уже в среду, когда мы бродили по старому городу Клайпеды, внимание привлекали монтируемые тут и там сцены. Старый город, кстати, сосредоточен в одном большом районе на южном берегу реки Даны, и на карте обозначен как частая сетка маленьких улиц. Старый город легко отыскивается при простом изучении карты: он там, где самые маленькие и кривые улицы, и это, кстати, в любом европейском городе, построенном не вчера. Старый город в Клайпеде действительно старый в печальном смысле слова, кучи щебня на улицах и разве что не извозчики создают какое-то рязанское ощущение, тем более странное, что кругом красная черепица и некоторые дома сохранились очень хорошо. А некоторые ... словом, печально. Шерлока Холмса здесь явно снимать бы не стали.

После Паланги Клайпеда казалось шумной, многолюдной и загазованной. Однако в пятницу, когда перекрыли улицу Манто, поставив поперек нее громоздкий агрегат, сама нелепость и безобидность которого сводила на нет все возмущение разворачивающися водителей (у нас бы просто повесили кирпич и поставили продавца полосатых палочек) - так вот, когда движение перекрыли, вся загазованность куда-то делась. Толпа народу текла мимо... деревянного, э-э, стола... но представьте себе стол длинною с Литейный проспект, за которым по вечерам сидело полгорода, пило пиво и ело цепеллины (Цепеллины остались для меня загадкой. Единственной положительной стороной этого аутентичного угощения представляется мне тот факт, что за совсем недорого можно набить желудок не самой невкусной едой. Цепеллины - это мясо, завернутое в картофельный рулет. "Дрянь, завернутая в гадость", как говорил один из героев "Бронзовой Птицы", что ли). Все три дня народ сидел за этим столом, пил alus (пиво) и ел cepellinai, слушал музыку и просто общался. Надо всем этим висела реклама пива "Швитурис", спонсора сего действа (к пиву мы еще вернемся), и сияющие медью сюрреалистичные скульптуры морских божеств, juras shvente, которых мы прозвали "ангелами" за их пугающее сходство с двуликим майринковским Ангелом Западного Окна (как я его себе представлял). Слово jura, "море", встречалось в эти дни повсюду, и даже наша гостиница в Паланге называлась "Juras Vilnis". Общий сюр дополняли большие плоские рыбы с лицами знаменитостей ушедшего века, поднятые на шестах над мостом через Дану (а у одной рыбы было лицо рыбы!). Веселье праздника просто-таки было разлито в воздухе. Не было тягостного ощущение криминала, сопуствующего питерским городским праздникам - предчувствия того, что к тебе вот-вот подвалят омоновцы и попросят "пройти", или кто-нибудь шарахнет бутылку об асфальт у твоих ног. У русских гулянок печальная тенденция балансировать на краю мордобоя и Ходынки: раз увидев в День Победы забитый народом - руки по швам - Дворцовый мост, ощутив намек на возможную панику по любому поводу в многотысячной толпе, не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы никогда туда не соваться. Тут дело даже не в том, что власти не умеют делать хорошо, или президент плох, или коммунисты где-то что-то когда-то подгадили - а потому, что исторически, cо времен Ивана Грозного, никогда не было иначе, а значит - никогда иначе и не будет, пусть хоть пол-Питера и Москвы превратится в пешеходную отреставрированную зону.

А в Европе традиции уличного шествия есть, и они совсем другие. Пьяные, конечно, в Клайпеде были. Но не в дупель: скорее, по-веселому нетрезвые. А то, что очень многие в эти дни носили тельняшки и безкозырки (в обилии продаваемые с уличных лотков), делало происходящее каким-то митьковским праздником. Больше всего из пьяных мне запомился мужик, удивительно похожий на Билла Гейтса и тоже в тельняшке: он игриво приплясывал под живое кантри, партнершей ему служила полупустая бутыль "Швитуриса". Вообще пиву на празднике, как и везде, уделялось особое внимание. Названия литовских пив звучат смешно для уха русского человека: как вам "Рагутис" или "Утёнос" ? Из понравившегося вспоминаю черное густое пиво Jodas, литовский "Гиннес", а по мне так даже и вкуснее "Гиннеса". Из светлых - тот же "Ragutis". "Швитурис", спонсор праздника, производит довольно много сортов одноименного пива, но все оно какое-то... не очень вкусное, типа серии "Степан Разин". Хотя на вкус и цвет, конечно.

Три дня столпотворений и музыки общегородского масштаба. Всего в маленькой Клайпеде в разгар фестиваля работали 3 больших сцены на площадях, и несчитанное их число по центральным улицам. На сценах постоянно кто-то выступал, хотя я бы не сказал, что музыка была хорошей. О народной особый разговор, и он впереди. На сценах же во время фестиваля играли местные литовские команды, были группы из Каунаса и даже из Вильнюса. Звучало кантри с литовскими текстами, хард-рок, блюз, много попсы. С удивлением слышали мы то там, то тут русские поп-номера (Таню Буланову, например), зачем-то переведенные на литовский язык. В Паланге в этом плане было еще сердитее: улица Басанавичюса, ведущая от центра к морю, по вечерам превращалась в шумный балаган, где из кафе, стоящих стенка к стенке, доносятся и смешиваются музыкальные звуки, выдаваемые местными музыкантами. Если кто помнит фильм "Черная кошка, белый кот" и певицу Черный Обелиск, которая жопой вытаскивала гвозди - так вот, Черный Обелиск там тоже была, и не одна, а еще там были длинноногие девушки, лабающие западные шлягеры (один из которых мы окрестили "One way chicken to the moon", такой у этих девушек был акцент). Попсы и просто невыразительной музыки было много, но, как это бывает на курортах, она не раздражала. Хотя, помнится, найти тихое место для уличной игры на акустической гитаре в Клайпеде было весьма сложно: везде или гремела музыка с ближайшей сцены, или доносились ее отголоски. Особенно много эха было в старом городе - даже стоя в тихом переулке, ты слышал, как по городу гремит-гуляет juras shvente.

Люди. У взявшейся за руки парочки был весьма ощутимый шанс, по Бродскому, или потеряться в толпе, или "стать деталью местного барокко". Под вечер толпа становилась почти монолитной и текла мимо лотков с промыслами, ставя к бордюру пустые бутылки и останавливаясь послушать уличных музыкантов. Как везде, в эти дни на улице встречались и "латиносы". Ей-Богу, я еще не видел такого города, где бы не играли латиноамериканскую музыку на сампонье и одной-двух гитарах, в обязательных пончо и шляпах. На мосту взрослый усатый мужчина акомпаниировал на гитаре трем похожим ребятишкам, которые играли на скрипках и виолочели - получалось нестройно, но мило. Ирландской музыки и вообще кельтской замечено не было, а попытки разузнать, есть ли в этом городе ирландский паб, ни к чему не привели - мы не смогли объяснить, что такое "Ирландия". Только потом я узнал, что следовало говорить "Аирия", так это звучит по-литовски. Так вот, насколько я могу судить, на балтийском побережье Литвы ирландских пабов нет вообще ! Их точно нет в Паланге, не обнаружено в Клайпеде, о Швентойе я вообще молчу - этот поселок (название которого переводится как "божественный"), расположенный в часе велосипедной езды от Паланге по чудным дорожкам среди дюн и сосновых рощ, ах! - да, так этот поселок, хоть и растет на глазах, но айриш-пабом, этим оплотом культуры, еще не обзавелся. Хорошо это или плохо ? Это просто факт. Ирландский паб нашелся в Вильнюсе, вернее, это он нашел нас, когда мы, накачиваясь очень дешевым и вкусым белым вином, кружили по старым улочкам, пьянея и фигея от увиденного.

В один из дней мы специально выбрались на концерт народной музыки, он должен был проходить на Йонас Хилл, Холме Ионы где-то рядом с рекой. Холм Ионы нашелся во внутренней заводи, действительно рядом с рекой. Когда-то здесь было укрепление, а на остров вел один-единственный мост. Народ сидел и лежал на внешних склонах, слушая пронзительные старушачьи распевы. Когда мы оказались на вершине, выяснилось, что пели никакие не старушки, а наоборот - юноши и девушки в народных костюмах. В этот вечер выступило несколько групп, а у подножия холма на площадке кружились в танцах и устраивали игрища с морским уклоном: делали жим якорем (кто больше), пихались в круге, носились с кружками пива. Был даже один польский оркестрик ("Ina" из Голенова). Группу сопровождала очаровательная светловолосая девчушка с польским флагом; и девчушку и флаг вы можете видеть на фотографии. Польские танцоры показались нам самыми лучшими. Причем одним из танцев была джига, но джига польская. Больше всего, конечно, игралось столь любимых народом полек, и такого разнообразия рисунков и фигур, укладываемых в польковые 2/4, я не слышал нигде. Все танцы игрались в сетах. В каждом оркестре были две-три скрипачки, контрабасисты, барабанщики, гармонисти, флейтистов замечено не было, а в последнем ансамбле девушка играла на литовском гуслеподобном инструменте, канкле. Все группы напоминали Reelroad, танцоры - шалтайцев, разве что костюмы были получше, а вообще, как мне показалось, в празднике не было того налета удали, игры и импровизации, который присутствует на концертах наших фолк-групп и фолк-танцоров. В отличие от питерских фолкеров, эти точно знали, ЧТО и КАК. Все было весьма правильно и слегка официально; даже, пожалуй, чинно. Хотя, когда польская группа делала паузы, с края холма доносились шальные скрипки каких-то дедов, самозабвенно сейшенивших в какой-то траншее. Тем все было пофиг.

Ожидая найти что-то вроде Ilgi, я заходил в музыкальные магазины и спрашивал литовский фолк. Как ни странно, сложилось общее впечатление, что в Литве он только начинает проникать в индустрию аудио-развлечений, а уж о синтезе рока и фолка пока и речи не идет. В одном магазинчике мне предложили взять кассету каунасской группы "Ratuto", но это было не Ilgi, далеко не Ilgi. В Вильнюсе вообще случился курьёз: выслушав мои объяснения, продавец почесал в затылке и посоветовал магазин у реки, где продаются кассеты группы, играющей "что-то вроде того, что вы ищете" - а именно, записи группы "Аирия", играющей фолк и поющей по-литовски. Что такое "Аирия", я уже к этому времени знал и не смог удержаться от смеха: свои The Dartz есть везде, вот взять ту же Прагу, см. отчет Брата Эрмано.

В последние два дня на северном берегу Даны открылась ярмарка! Как потерянные, словно в музее, бродили мы среди лотков и торговцев. Большую часть, конечно, составляли лотки со всяким ширпотребом, который изготавливался мелкозаводским способом, и, как следствие, никакой особой любви к своим товарам продавцы не питали. Но если случалось набрести на настоящего мастера, то о! Ты уходил от лотка, унося частицу его ремесла с собой, даже хотя бы ничего не купив. Нам встречались гончары и шлифовщицы янтаря... Вообще янтаря было столько, что это создавало какое-то даже золотистое головокружение, весьма приятное. Надо заметить, что грубые бусы из крупных неотшлифованных янтарин, которые я считал уродливыми, прекрасно смотрелись в народных женских нарядах. В Паланге был музей янтаря, где мы узнали, что, оказывается, фальшивый янтарь можно делать даже из эпоксидной смолы. С тех пор всем продавцам янтаря задавался один и тот же вопрос: "а это не эпоксидка?" Помню, мальчишкой я сам собирал крупинки янтаря в Швентойе после шторма - надо было закатать штанины и лезть в вонючую жижу водорослей, нанесенных волнами на берег. Еще из детских воспоминаний: огромных размеров янтарный трактор в музее - и разочарование двадцативосьмилетнего человека, открывшего, что и трактор-то сам довольно небольшой, и одна гусеница у него уже порвана... Никогда не возвращайтесь подтвердить воспоминания своего детства - вас ждет облом.

Так что же ярмарка. Тут были и пасечники, всей семьей продававшие мед и медовые свечи - волшебство, с которым я познакомился на Валааме. Кстати, рядом с ними быо сравнительно тихое место, где можно было сесть и поиграть на гитаре, что я и сделал - соседи от этого только выиграли, да и я заработал свои литы от медленно идущих прохожих. В лите 100 центов. Шелест центов, падающих в шляпу, очень отличается от негромкого стука полновесного лита (7 рублей), а то и двух - это я в Паланге обалдел, когда краем глаза увидел, как кто-то ахнул в шляпу целую пригорошню того, что потом оказалось 20 центами самой мелкой мелочью, а уж потом научился отличать по звуку... Потом встретились нам муж и жена, славный муж делает в-основном корявые глиняные фигурки котов и модельки плавучих мин, его спутница - вещицы из разноцветного стекла. Неразговорчивый кузнец и тысяча дверных ручек, черных гвоздей и подсвечников. Паренек, продающий деревянные, пахнущие сосной игрушки. Книжные развалы, каждая книга по пять лит (35 рублей). Рядом - парень, торгующий аудио-кассетами: у него на лотке была полная дискография Clannad, и почти ничего больше. Корявые древесные рожи, покрытые бесцветным пинотексом. Наконец, мастер, изготавливающий фибулы и другие медные украшения по изображениям вещей, находимых в курганах на территории Литвы. Он рассказывал, что часто посещает архивы музеев, и все его украшения - точные копии. А это, показал он нам фибулу, использовалось как заколка для плаща у древних кёльтов. "Кёльты" нас порадовали и фибула была куплена.

Лелея в кармане куски янтаря, мы бродили в последний вечер по Клайпеде, слушали музыку и смотрели уличные представления. Параллельно с морским, или дополняя его, в Клайпеде в эти дни шел фестиваль средневековой музыки "Salve Musica Antiqua", все концерты которого мы бесстыдно прогуляли, хотя на одном из представлений были: польские актеры показывали в уличном театре сцены из жизни ландскнехтов и прочих средневековых воинов, местами весьма прикольные. Уезжали из Клайпеды поздно ночью, после концерта органной музыки (органист был неплох, хотя, на мой неприхотливый вкус, довольно зауряден; впрочем, он среди приличествующих случаю Баха и Генделя исполнил-таки одну из своих вещей, вероятно, из юношеских работ - ЛСД-шный амбиент, где орган, поставленный на предел своих возможностей, звучит как синтезатор). К автобусной стации вела аллея, засаженная тополями. В домах все уже спали. С приходом ночи она становилась темной и тихой, но не страшной - на душе почему-то все это время было спокойно - а уютной. Звуки праздника доносились и сюда, но здесь они не раскатывались, как в старом городе, а затихали. Все кафе уже был закрыты, маршрутки по случаю фестиваля ходили всю ночь. Гангстеры, если они здесь водились, уже спали. Пахло тополем, было тепло и радостно. Радостно было от мысли о том, что мы сами были в эти дни одной, пусть мимолетной, но все же картинкой морского праздника. И немного обидно от того, что посмотреть удалось не все. Многостраничная распечатка программы фестиваля, выдернутая из Интернета, к этому времени была изрядно измята, испещрена пометками "must see", "отстой" и "не пропустить!" - некоторые мероприятия пересекались по времени и шли в разных местах, пропускать не хотелось, но приходилось. Я ведь ничего не рассказал ни о Куршской косе, ни о регате, ни о полуночном интернет-кафе, ни о шуршании велосипедных шин в жаркий полдень на пути в Швентойе, ни о медном коте... Кстати, вот: о коте - рассказать надо. Когда я был в Клайпеде первый раз - в восьмидесятых, что ли - встретился нам этот кот, он сидел на одной из улочек старого города и был выполнен из медных шаров. Коты приносят рыбакам удачу - это даже шотландцы знают. В этот раз я совсем забыл его навестить, и вспомнил о нем только в поезде. Может, и к лучшему - зачем бы человеку еще одно разочарование, как в том случае с янтарным трактором? И самое главное - мы же проходили совсем рядом, но... не то, чтобы я помнил его точный адрес, скорее чувствовал, что мы прошли мимо - и не заметили. Может, его там уже и не было? Может, только в детстве можно встретить медного кота на мощеной улочке прибалтийского города?

"Кто знает, дорогой Ватсон, кто знает."